Ричард Длинные Руки – паладин Господа - Страница 5

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

Ланселот смотрел прямо в глаза Шарлегайла.

— Слушаю, ваше высочество.

— Обязательно возьми с собой Ричарда, — сказал король. — Ричарда Длинные Руки.

Я поклонился, лучше молчать и кланяться, Ланселот тоже поклонился, но я видел в его серых глазах недоумение.

— Ваше высочество… я понимаю, вы только что посвятили его в рыцари… и все еще помните… это… этого человека. Но не будет ли Конрад оскорблен? Ведь Дик единственный, у кого нет поместья, у кого нет земель, крестьян… Еще вчера он был простолюдином… Такой человек в посольстве вызовет ненужные вопросы. А то и подозрения.

Гарпаг выступил из-за трона, встал рядом, его худое лицо было неподвижно, но в глазах я прочел тщательно упрятанную неприязнь.

— Хуже того, — сказал он внятно. — Хуже того…

Шарлегайл попросил слабым голосом:

— Отец Гарпаг, нить ваших мыслей от меня ускользает.

— Хуже того, — повторил Гарпаг, — это вызовет насмешки.

Король покачал головой:

— Конрад — воин. Ему важнее, кто как держит меч. А Ричард уже успел показать себя умелым и отважным воином. Но еще важнее другое…

Он вздохнул, покосился на священника. Гарпаг нахмурился, что-то зашептал ему на ухо. Король отмахнулся.

— Видишь, сэр Ланселот, отец Гарпаг настоятельно не советует посылать туда Ричарда. Почему? Да потому, что церковь ему не доверяет. Не осудила, но и не оправдала. Инквизиция все еще решает, на каком огне его сжечь: быстром или медленном… Однако что плохо для нас, может быть хорошо для Конрада. Он не в ладах со святой церковью, хотя не в ладах и с армией Тьмы. А Ричард как раз тот, у кого на поясе боевой молот язычников. У него на шее амулет, который носили идолопоклонники… Королю Конраду такой человек ближе и понятнее! Пусть он думает, что мы все такие, как сэр Ричард… ну, пусть не все, но в наших рядах рыцарства есть такие, что вольно трактуют Священное Писание, пропускают службы в церкви, общаются с нечистыми созданиями леса, как то эльфы и гномы…

Гарпаг начал усиленно креститься, бормотал молитвы, на меня смотрел с ужасом и отвращением, даже попытался брызнуть святой водой, но, похоже, фляга оказалась пуста. Или в ней не вода. Ланселот тоже хмурился, с каждым словом посматривал в мою сторону все неприязненнее.

— Ваше высочество, — сказал он почтительно, когда король умолк. — А не слишком ли уж паршивую овцу мы запустили в свое христианское стадо?.. Стараясь показать королю Конраду, что мы все такие… запятнанные, не нанесем ли урон своей чести, имени, достоинству?

Король вздохнул:

— Это… политика. Нельзя перейти болото, не испачкав ноги. Кто боится испачкаться — остается на том берегу. Мы же перейдем, там очистимся… молитвами, епитимьей. Принесем жертвы, в смысле, воскурим ладан и пожертвуем на церковь что-то из найденного и… пойдем дальше. Идите, мои друзья. Я сказал!

Мы вышли с Ланселотом вроде бы вместе, но в то же время и врозь, а от ворот замка сразу пошли в разные стороны. Я, понятно, в полной готовности отторчать и эту ночь перед домом леди Лавинии. Днем вроде бы само собой, но зачем-то и ночью. Что за дурь — никогда она не выйдет гулять ночью, здесь женщины даже днем не появляются в одиночку, но когда однажды на втором этаже на фоне занавески мелькнул женский силуэт, из меня от ликования брызнули золотыми фонтанами бенгальские искры, и я сидел там, затаившись в тени, до утра…

Сейчас я замедлил шаг, уже забыв о посольстве к жестокому королю, смотрел на окна, на ворота, что вдруг заскрипели, словно повинуясь давлению моего тяжелого взгляда, и медленно стали распахиваться. По двору к воротам ехала на гнедой лошадке женщина в голубом платье, впереди шел слуга и вел коня на коротком поводе.

Сердце мое всхлипнуло и застыло, а потом, убедившись, что не глюки, застучало часто и взахлеб. На леди Лавинии обычный головной убор женщины знатного происхождения: очень высокий шпиль, похожий на верх Спасской башни, с кончика на спину падает нечто длинное и полупрозрачное голубого цвета. Шелковый платок укрывает голову так, что оставляет на виду только лицо, даже шея укутана. С плеч ниспадает легкий плащ, он положен по рангу знатным особам, но абсолютно нелеп в этот теплый солнечный день.

Гнедая лошадка, невысокая, как пони, но очень грациозная, словно выточена из дерева и покрыта лаком, гордясь такой всадницей, помахивала гривой, нервно переступала с ноги на ногу, косила на всех огненным глазом: оценили, какое сокровище она везет? На этот раз леди Лавиния сменила запыленный дорожный костюм из грубого полотна на нечто легкое, но тоже непривычно простое, без дурацких рюшек и финтифлюшек, все-таки дают себя знать прирожденный вкус и такт.

Она сидела на коне очень непривычно для моего глаза, даже дико, но, как понимаю, только так и ездят порядочные женщины: на особом женском седле, что и не седло вовсе, а просто-напросто широкая подушечка, обе ноги на одну сторону, зад слегка на другую, для равновесия, это очень красиво, даже эротично, но как-то несерьезно. Страшно подумать, что случится, если конь вдруг поскачет…

Непроизвольно я зашел с той стороны, чтобы подхватить ее, такую нежную и легкую, подхватить на обе мои широкие длани. Она вскинула брови, поинтересовалась ядовито:

— Что, захотелось на кружку эля?

— Ага, — сказал я и добавил мечтательно: — А если бы еще на две…

— Харя не треснет? — спросила она. — Впрочем, у меня есть работа. Надо вывезти навоз…

— Из ваших покоев? — спросил я. — Дык я завсегда!.. С умилением и счастьем… А ежели прямо из вашей спальни, то я задурно, только для вас!